Ночь над скалой была влажной и холодной, когда детектив впервые встал у края обрыва и уставился вниз на темное пространство, где лежали следы падения. Мужчина сорвался в пропасть — это выглядело как несчастный случай, но детали вели на грани очевидного и странного. Вдова появилась на следственном участке аккуратно, без резких жестов; она отвечала на вопросы спокойно, иногда голос её дрожал, но никогда не терял контроля. Она охотно предоставляла часы разговора, документы и рассказывала о последнем дне покойного, помогая разложить по полочкам хронологию событий.
Расследование шло медленно: осмотр скалы, замер температуры рук свидетелей, перепечатка записей, повторные визиты в дом, тщательный разбор их совместной жизни. Каждая новая деталь, на первый взгляд незначительная — кафель с трещиной в ванной, недописанное письмо, чужой след на земле — заставляла детектива возвращаться к встречам с вдовой. Чем дальше шло дело, тем сложнее становилась картина: её показания казались выверенными до мелочей, а отсутствие эмоций иногда контрастировало с искренней болью. Это противоречие мучило следователя и подталкивало его к сомнениям; подозрения росли, наползая тихой тенью на каждое новое доказательство.
Одновременно с подозрением росло и иное чувство — нежное, тёплое, нежданное. Во время совместных бесед он ловил себя на том, что прислушивается не только к словам, но и к тону, глазам, жестам. Любовь и подозрение переплелись, делая работу тяжелее: расследование требовало холодного расчёта, а сердце вело к всепоглощающей близости. Оставалось только продолжать путь между уликами и признаниями, пока правда не вырвется наружу.